Мы беженцы из Украины, но мы крутые. На тонированных джипах. Я мальчик лет семи восьми. Я еду без родителей, но с тремя дядями - красивыми мужчинами, высокими сильными и спортивными. Они меня любят очень сильно. А я люблю их. Утром они подвозят меня до школы, где я учусь и перед уходом я обнимаю всех троих прыгая им в руки. Двое из них меня обнимают, а третий выставляет руки, не пуская к себе и говорит - личная зона, и пожимает мне руку. Мне иногда кажется,что он знает что мне нравится обнимать этих красивых дядь и потому не позволяет этого делать с собой. Хотя порой я списываю это на его странность. В школе я узнаю что забыл тетрадь с домашкой по химии. И сижу, боясь что меня спросят. Учитель не спрашивает, но замечает что я без тетради и начинает надо мной издеваться в натационной форме. Я думаю, что она просто завидует тому что мы обеспечены и беженцев тут просто не любят. Начинается урок, учитель что-то рисует на доске, а я срисовываю.
На следующий день я тоже еду со своими дядями стоя в открытой двери машины. Приехав к парку я должен побежать в школу. Я снова обнимаю троих дядь и пытаюсь обнять третьего, даже если он не хочет. Но при объятии возбуждаюсь. Первый дядя, что любит и обнимает больше всех, говорит мне что я опоздаю. Я говорю "хорошо" и собираясь идти в школу думаю: «В такой солнечный день мы должны быть вместе и гулять.»
Я смотрю на бегающего по ступеням фонтана пирамиды семилетнего мальчика с некоторой иронией. По плитам фонтана стекает каскадами вода и ребенок съезжает по ним на заднице, больно плюхаясь со ступени на ступень. Это явно больно, но мальчик полностью поглощен процессом катания и разбрызгиванием воды. Он уже начинает изрядно баловаться. Я стою неподалеку от его дядь и я его родственник. Я говорю им, что я присмотрю за ним и первым делом его нужно успокоить, пока спину себе не ободрал или вовсе не свалился с фаната сломав себе руку или ногу. Двое дядь уходят, остается только старший из них. Я карабкаюсь по фонтану вверх, следом за ретивым мелким. Он перелезает через верхушку фонтана-пирамиды, а мне чтоб догнать его нужно прыгнуть на карниз ресторана рядом и потом на ступень фонтана, преодолев высокую пропасть подо мной. Я боюсь высоты и эти прыжки даются тяжело. Я вместо того чтобы приземлиться на ноги неловко падаю на ступени-каскады фонтана. встаю, боясь потерять равновесие и иду за ребенком.
Я догоняю его около дверного проема. Он идет мне на встречу, с лицом, испачканным толстым слоем свекольного салата. Я собираю с его лица салат и спрашиваю что случилось. Мы вместе идем в небольшое помещение - там какая-то рослая армянская девочка не много старше его. Я понимаю что они повздорили. Рядом с девочкой ее отец. Не сложно догадаться - ведь у них даже носы одинаковые. Я говорю о ссоре наших детей, о том что стоит разобраться в произошедшем и нужно проявить разум, но пока я говорю девочка показывает мне фак. Я смотрю на папу, который относится к этому явно попустительски. Я понимаю что папаша и дочка одного поля ягоды. И не факт, что мой ребенок не прав. Уходя в дверь я заканчиваю свою фразу - «по крайней мере в наличии ума нашего ребенка я не сомневаюсь».
Мы спускаемся по железной пожарной лестнице, а я держу в руке этот пресловутый салат. Я вижу внизу большого енота, которого привязали к столбу. Енот хочет освободиться. Я подхожу к нему и думаю - «Освободить ли? Не стоит, не мой енот и трогать не могу. Проблем еще не оберешься» и говорю ему - «Прости друг, но нет. И отдаю эму этот салат ролоэив перед его мордой. И мы с ребенком уходим.»
Продолжение следует